Прежде всего нужно понять потенциал инерции, которой обладает наша экономика. Позитивная новость состоит в том, что наши оценки потенциала инерционного роста в краткосрочной перспективе чуть улучшились. Если раньше мы говорили, что это 1,5%, то сейчас – около 2% в перспективе до 2025 года. Более того, мы видим, что наша экономика восстанавливается после кризиса прошлого года достаточно успешно, и, в принципе, достижимыми темпами экономического роста в этом году являются цифры в районе 4%, что еще год назад это казалось всем практически невозможным.

Плохая новость состоит в том, что этот потенциал постепенно сжимается. Мы видим, что за пределами 2025 года инерционные темпы роста составляют примерно 1,5%. Это означает, что мы будем терять позиции в мировой конкуренции, в мировой экономике. На эти инерционные темпы требуется наложить что-то содержательное, то есть проводить экономическую политику, которая позволит иметь лучшие результаты.

Если остановиться на том, почему мы растем так медленно, есть масса факторов – и структурных, и связанных с некоторыми действиями в области экономической политики. Но фундаментально это следующее – то, что двигало нашу экономику вперед в 2000-е годы, к сожалению, уже не растет – мы не можем обеспечить одновременно и увеличение добычи сырьевых ресурсов, не можем получить с мировой экономики прежнего объема спроса, то есть увеличения цен. Таким образом, даже если конъюнктура будет благоприятной, все равно таких темпов роста, как мы имели в 2000-е годы, у нас не будет, тем более если мы посмотрим, что эти самые сырьевые ресурсы, про которые мы так много говорим, если пересчитать их на душу населения, представляют собой довольно незначительную величину по сравнению с теми странами, которые реально могут жить за счет этого фактора. Имеется в виду Катар, Кувейт, Норвегия.

Чтобы перейти к новому качеству экономического роста, иметь темпы хотя бы на уровне среднемировых, нам требуется интенсифицировать практически все имеющиеся возможности. Наибольшие возможности использования потенциала роста – это потребление нашего населения, потому что сейчас потребление домашних хозяйств составляет примерно 50% нашего ВВП. Здесь – главный потенциал. Безусловно, есть возможности увеличения фактора государственного потребления. Существенные надежды мы возлагаем на увеличения потенциала инвестиций на капитал. Нам требуется модернизировать производственный потенциал, увеличение в структуре инвестиций компоненты машин и оборудования. За это мы, безусловно, заплатим бо́льшими объемами импорта, потому что импорт – это история, которая непосредственно связана с технологиями. За счет модернизации экономики появляется возможность повышения вклада экспорта в экономическую динамику.

Если говорить про успешность экономической политики последних десятилетий, очевидно, что по сравнению с уровнем 1998 года на уровне 2010–2013 годов мы получили другую страну, в которой принципиально вырос уровень как благосостояния, так и общих доходов населения. Мы значительно сократили наше отставание по подушевому ВВП от США. Но посмотрите, стагнация в уровне подушевого ВВП, которую мы получили после 2013 года, привела к тому, что достигнутые показатели стали ухудшаться. Это свидетельство того, что в определенные промежутки времени мы росли хуже, чем развитые страны мира. Так вот, если бы мы в период с 2013-го по 2020-й год росли хотя бы темпом 3%, то сейчас мы имели бы соотношение подушевого ВВП США по ППС на уровне 60%, мы получили бы качественно новую экономику. Но этого, к сожалению, не произошло.

Ключевая проблема нашей экономики – значительное расслоение по уровню доходов населения, несмотря на существенный рост уровня потребления домашних хозяйств и изменение структуры потребления. Доходы примерно 20% российских домашних хозяйств выросли по сравнению с уровнем 90-го года больше чем в два с половиной раза, у остальной части населения, к сожалению, рост доходов был существенно меньше. Это расслоение – не просто социальный фактор, оно сдерживает развитие российской экономики, потому что те предприниматели, те компании, в том числе иностранные, которые оценивают потенциал нашего рынка, видят то, что внутренний спрос у нас сейчас ограничен, это сдерживает в том числе вклад инвестиций в формирование экономической динамики.

Даже в период кризиса мы видим, что доходы десятой самой богатой группы домашних хозяйств выросли. Соответственно, у всех остальных доходных групп доходы снизились. Более того, у наиболее бедных российских семей доходы снизились в наибольшей степени. В этой связи, конечно, действия, которые были анонсированы в прошлом году Президентом в этом году в рамках Послания Федеральному Собранию, эту ситуацию исправляют. Но у нас тогда возникает другой крен: попадает под удар средний класс.

К чему все это ведет? У нас снижаются как реальные располагаемые денежные доходы населения, так и номинальные подушевые доходы в долларах США. Это не просто социальная проблема, но и макроэкономическая, потому что российская экономика становится менее привлекательной не только для внешних и внутренних инвесторов, но и для тех граждан, которая работают в ней. Это значит, что у нас ухудшаются условия по привлечению трудовых мигрантов, в том числе высококвалифицированных, условия для деятельности на территории нашей страны тех людей, которые обладают высокими интеллектуальными качествами. Создаются условия для того, чтобы эти люди покидали страну и искали место приложения своих усилий там, где уровень оплаты их труда выше. Эту ситуацию, безусловно, нужно переламывать.

Если мы посмотрим, как устроена структура занятости и оплаты труда в нашей экономике, откуда у нас возникает этот разрыв в уровне доходов и почему он так значим, то, конечно, это прежде всего то, что структура рабочих мест в экономике. Она совершенно неэффективна. У нас почти 40% населения работает на низкоквалифицированных рабочих местах, соответственно такие рабочие места плохо оплачиваются. При этом у нас всего 28% работников получают зарплату на уровне и выше средней, соответственно 72% получают зарплату на уровне и ниже средней.

А что же с потреблением? Ситуация еще хуже. У нас у половины домашних хозяйств на продукты питания тратится более 40% доходов, а если мы туда добавляем обязательные платежи, то это более 50%. Понятно, что эти люди не могут ничего тратить на человеческий капитал, у них нет возможности оплачивать ни здравоохранение, ни образование, ни нормальный отдых. Если мы посмотрим, как менялись параметры нашего рынка, это драматическое снижение к уровню 2013 года – это автомобили, бытовая техника и продукты питания. У нас снизилось потребление рыбы и морепродуктов, говядины, то есть премиальных пищевых продуктов. Структура потребления, в том числе продуктов питания, за последние 5–7 лет не улучшилась.

Дополнительное давление на доходы населения оказывает ценовая динамика. Цены на те продукты, которые преобладают в структуре расходов наших домашних хозяйств, росли в опережающей степени. У нас сложилась ситуация, при которой даже самая богатая десятая доходная группа населения тратит на продовольствие больше, чем сопоставимые группы по доходам в восточно-европейских странах. У нас даже богатые люди находятся под давлением в связи с тем, что цены на первичные продукты растут быстрее, чем на остальную продукцию.

Как запустить экономический рост? Сейчас разрабатывается фронтальная стратегия Правительства, и ее ключевая история – «давайте запустим экономический рост через стимулирование частных инвестиций». И тут есть проблема: можно стимулировать государственные компании, можно стимулировать государственные проекты, но частный инвестор пойдет тогда, когда будет больший спрос в экономике, когда она будет развиваться более эффективно. И для этого прежде всего требуется поддержать социальную сферу и потребительский спрос.

По материалам пленарного заседания МАЭФ-2021 на тему: «Глобальная трансформация современного общества и национальные цели развития России»